Потому что ты – красивый сукин сын.
– Ты тут ни при чем, – заявила вдруг эта синеглазая ненормальная. – Я сама во всем виновата.
– Что? И в чем же ты виновата? – ехидно уточнил он, склонив голову набок. Стена из прозрачного стекла превратилась в пуленепробиваемую.
Арина приподнялась на кровати и растерянно огляделась.
– Я не сказала тебе.
– Я мог бы догадаться, – горько усмехнулся он.
– Но как, как бы ты догадался? – возразила Арина.
– Действительно, как? – зло рассмеялся он. – Из тебя бы вышел отличный партизан, Белоснежка. А теперь я чувствую себя последним негодяем! Я мог покалечить тебя. Может быть, я и покалечил тебя, кто знает? Господи, тебя нужно срочно показать врачу.
– Не надо, – перепугалась Арина. – Не надо больше врачей, пожалуйста!
– Нет, ты сумасшедшая, несомненно. Как можно было мне не сказать? Да ты… ты вообще не должна была со мной ехать! Ты же совершенно не понимаешь, с чем имеешь дело. И с кем! Надо срочно тебя отправить домой! – Он принялся мерить комнату огромными шагами, приходя во все большее возмущение.
Он отправит ее домой!
Эта мысль оказалась больнее, чем то, что она почувствовала, когда его член разорвал ее на две части. Это проникновение показалось почти непереносимым! И как только Нелька терпит это, это же невозможно! Но домой – это еще хуже. Арина широко распахнула глаза, потом резко уткнулась в подушку и заплакала. Максим, опешив, застыл посреди комнаты.
– Тебе опять больно?
Арина молча замотала головой. Говоря по правде, ей уже не так и больно было. Взрыв эмоций прошел, и осталась только легкая тянущая болезненность внизу живота, там, где он был в ней. Но с этим можно было жить. Это было даже приятно, думать о том, с какой страстью он взял ее. Если бы только она смогла, если бы только она выдержала это – все было бы по-другому сейчас…
Максим подсел к ней на кровать и положил руку ей на голову, погладил по волосам.
– Ну-ну, малышка. Не плачь, моя хорошая. Ну, не стоит. Никто не стоит твоих слез, девочка. Скажи мне, чего ты хочешь? – спросил он.
Арина повернулась к нему и посмотрела в глаза.
– Можно, я останусь? – спросила она, дрожа от мысли, что он сейчас скажет, что теперь это невозможно. Максим смотрел на нее долгим, задумчивым взглядом.
– Ты действительно этого хочешь? – переспросил он. – Даже после всего того, что произошло?
– Да, – ответила она просто.
– Я готов отправить тебя домой и выплатить все, что обещал за все лето, – вдруг объявил он. – Ты не обязана оставаться. Я не знал. И не хочу пользоваться твоей наивностью. То, что мы делали с тобой сегодня, – самое меньшее из того, что я могу захотеть от женщины. Тебе это не нужно.
– Мне это нужно, – твердо сказала Арина, повернувшись к нему. Она лежала перед ним, заплаканная в который раз с момента их встречи. Блестящие черные волосы разметались по белоснежной атласной подушке, синие глаза блестели, как звезды на темном ночном небе. Отказаться от нее было безумием.
– Что тебе нужно? – спросил Максим со всею серьезностью.
– Я даже не представляю… – Арина с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться снова. – Я хочу остаться с тобой. Ты заметил, что мы перешли на «ты»? – добавила вдруг она и рассмеялась сквозь слезы. Это было невероятно. Ни разу до этого он не сказал ей «ты», она думала, что это невозможно. Толстенная стена из невидимого стекла слегка треснула.
– Да, ты права. А я и не заметил, – растерянно согласился он.
– Мне так больше нравится, – уверенно кивнула она, и оба они засмеялись. Максим запустил в волосы свои пятерни и встрепал их. Так странно было наблюдать за его растерянностью. Значит, и он может быть… м-м-м… таким же, как все обычные люди. Что-то может поставить его в тупик. Но – только на короткий момент, на секундочку-другую. И вот он снова собран и уверен в себе. Он кладет руку на одеяло.
– Послушай, Белоснежка, мне нужно посмотреть… – говорит он таким тоном, что перечить ему не приходит ей в голову. Максим включает верхний свет, и Арина подслеповато жмурится. Только сейчас она замечает, как прекрасна комната, куда он отнес ее – этот балдахин над ее ложем… мягкие занавеси в мелкий цветочек… ковер на полу… Комната настоящей принцессы. Вот только она никак себя ею не чувствует.
Максим приподнимает одеяло снизу, так, что ее ноги и живот оголяются. И раздвигает ей ноги – движение мягкое, но настойчивое. Арина закрывает глаза, испытывая жгучий стыд, пока он осматривает ее.
– Ох, Белоснежка, – вздыхает Максим. – Ты вся в крови. Я люблю делать женщинам больно, только если они сами хотят этого.
– Разве кто-то может этого хотеть? Я бы не хотела, чтобы мне делали больно. – Арина высунула нос из-под одеяла. – По крайней мере, специально.
– Ты удивишься, как много женщин любят секс пожестче. Уверен, со временем и ты это поймешь. Наслаждение – оно, как и наркотики, вызывает зависимость и требует повышения дозы, чтобы человек продолжал чувствовать тот экстаз, на который он рассчитывал.
– Ты о чем? – переспросила Арина, но Максим был занят другим. Он заставил ее согнуть ноги в коленях и принялся расспрашивать, больно ли ей двигаться, нет ли болезненных ощущений там или там.
– Ничего у меня не болит! – разозлилась Арина, устав от всех этих манипуляций и чувствуя себя весьма некомфортно – здесь, когда он, Максим, все еще там, у нее в ногах.
– Надеюсь, я ничего не повредил, кроме твоей девственной плевы. Мы обязательно завтра покажем тебя герру Ригелю, – сказал он. – А сейчас тебя нужно хорошенечко вымыть, не считаешь?