Два месяца и три дня - Страница 56

Арина не знала и хотела сказать ему об этом, но он удержал ее, и она только подвигала головой.

– Только не вынимай его изо рта. Господи, как же ты заводишь, когда стоишь вот так подо мной. Ты на коленях перед мужчиной, с его огромным членом во рту, подумай, Белоснежка. Для меня это самая прекрасная картина в мире.

Услышав это, Арина вдруг испытала такую острую волну желания, какой не испытывала еще никогда. Она хочет принадлежать ему, хочет, чтобы он стонал, сходил с ума от наслаждения, чтобы делал с ее телом то, что пожелает. Она хочет, чтобы он был счастлив.

Стоп, но он не верит в счастье. И не в его правилах портить жизнь маленьким невинным девочкам. Что ж, она уже не так и невинна.

– Почувствуй меня у себя во рту. Так! Соси, девочка. Представь, что ты пытаешься обнять его ртом как можно крепче, и одновременно соси, как конфету. О, да! Очень большая конфета, да, Белоснежка? – Арина не может ему ответить, но ему этого и не нужно. Его голос почти срывается, и он следит за ней затуманенным взглядом, от одного соприкосновения с которым низ живота сжимается от предвкушения чего-то острого и запретного. Это возбуждает, но она ни о чем не думает сейчас, кроме того, что его член живет у нее во рту. Она сжимает его и движется, вперед и назад, подталкиваемая умелыми движениями его рук, сильными ударами бедер.

Арина вовсе не уверена, что делает все правильно, но Максим стонет и шепчет что-то неразборчивое. «Глубже»? Да разве это возможно – еще глубже? Но он продолжал давить ей на затылок, не сильно, она могла бы увернуться, если б захотела, но она не хочет. Она повинуется движениям его рук и позволяет его члену проскользнуть еще дальше, почти лишить ее кислорода.

Он трахает ее прямо в рот! Это сумасшествие, и она тоже сошла с ума или исчезла вовсе, и теперь больше не Арина, а приз, подарок на день рождения, рабыня по доброй воле, единственное желание которой – справиться с этим чудовищным напором, с этим невероятным объемом. Дыши, Белоснежка, дыши! Его движения становятся прерывистыми и куда более резкими. Его пальцы впиваются в ее затылок, не давая остановиться, отстраниться. Затем что-то меняется, и Максим вдруг делает шаг назад, от нее. Что-то не так? Он смотрит ей в глаза – взгляд сумасшедший, требующий и ждущий чего-то.

– Смотри на меня, – командует он и подносит трепещущий член к ее распахнутым губам. – Сейчас я кончу тебе в рот. Я хочу, чтобы ты это видела.

Он говорит, и это тут же происходит на самом деле. Максим не отрывает взгляда от покорного лица покоренной им Белоснежки. Тугая струя белой жидкости выплескивается прямо ей в рот, от нее ни увернуться, ни спрятаться. Лицо Максима искажается от наслаждения. Арина глотает сперму, но не смыкает губ, пока сладостные сокращения и пульсация не останавливаются полностью, затем приближает губы к члену и проводит по его головке языком.

– О, девочка ты моя, девочка, – стонет Максим и оседает к ней на ковер, поднимает ее, тянет к себе и целует в губы – страстно, требовательно, проникая внутрь, он проводит языком по ее зубкам, играет с кончиком ее языка, которым она так сладко орудовала еще несколько секунд назад. Его руки судорожно прижимают Арину к себе, он прижимает ее и гладит по спине.

– Прости, прости меня, девочка, – шепчет он ей в ухо, хотя Арина не знает, за что он просит прощения. Она кладет голову ему на плечо и улыбается. Она сделала все, что он просил, она выдержала.

– Тебе было хорошо, правда? – спрашивает она, и Максим в изумлении чуть отстраняется, потом приподнимает за подбородок ее лицо и смотрит в глаза.

– Ты даже не представляешь, насколько хорошо, Белоснежка. Ты совершенное чудо. Я поверить не могу, что заполучил тебя.

– Ты заполучил меня, – покорно кивает Арина.

– И ты все еще согласна делать все, что я захочу от тебя? – спросил он нежно. – Потому что это был только первый акт нашей оперы.

– Что? – Арина опешила.

– Или балета. Как пожелаешь. – Максим ловит ее взгляд и усмехается. – О, я не думаю, моя дорогая Белоснежка, что этой ночью тебе придется спать. Я хочу тебя каждую минуту, что ты рядом.

– А это не наваждение? – усмехнулась Арина. – Может быть, ты в детстве насмотрелся диснеевских мультиков?

– Не думаю. А впрочем… – пожал плечами Максим. – Пойдем, я должен хорошенько покормить тебя. Поверь, дорогая, сегодня тебе понадобятся силы.

22

Самым сложным было сдерживать страх, растущий где-то в глубине души. Сдерживать его и не показывать ни одним движением мышц лица, ни одним случайно оброненным словом, ни жестами рук.

Он не должен ничего знать.

Забывать про страх было легче всего, если он был рядом. Тогда можно было погружаться в блаженное опьянение, головокружение, которое охватывало ее всякий раз, стоило ей взглянуть на его каштановые волосы, волевой подбородок и искрящиеся, заводные глаза. Он с улыбкой притягивал ее к себе, обнимал, говорил какие-то милые, ничего не значащие глупости, а потом трахал ее до тех пор, пока она не сходила с ума и не лишалась сил.

Тогда он относил ее на руках в кухню, укладывал там на диван, а сам готовил что-нибудь на плите – рыбу на гриле с легким соусом из шпината, безумно вкусный семифредо или замысловатые, сложно собранные канапе из фруктов, сыров и еще черт знает чего – странное занятие для сына миллиардера, но он любил готовить и готовил отлично. И кормил Арину с рук кусочками фруктов, поил вином, не разрешая ни двигаться, ни одеваться.

Ты будешь делать только то, что я тебе позволю.

Максим требовал неподвижности, особенно тогда, когда она была до предела непереносима. Зная, как заставить ее тело пылать от жара, он играл в нее, словно она и вправду была куклой, безмолвной и прекрасной, покорной и согласной на самые изысканные извращения, которые посетят его красивую голову.