– Представь себе.
– Она – твоя девушка? – Арину мучил этот вопрос с того момента, как Хельга возникла на пороге их дома. Их – это, конечно, сильно преувеличено.
– Что? – рассмеялся Максим. – С чего ты взяла?
– Ну… так… – смутилась Арина. Не объяснять же ему, что ей в каждой красивой девушке рядом с ним мерещится его девушка. Можно ли ревновать к тому, кто не есть твой?
– У меня не бывает девушек. Пойдем, – отдал команду Максим, и все вокруг, словно поняв его, затихли и подобрались. Арина протянула ему руку и пошла за ним с грацией, которой никогда в себе не подозревала. Может быть, дело в прекрасных туфельках? Золушке туфли принесли принца.
– Мы начнем снимать в парадной гостиной, – начал Максим, открывая двери в огромное помещение, темное, если бы не множество зажженных софитов. Замку, наверное, было лет сто. Стены, отделанные натуральным камнем, были увешаны звериными шкурами. Не приходилось сомневаться – и это «подлинники». Всех этих зверей убили на самой настоящей охоте, и их головами украсили интерьер. Мертвые глаза-стекляшки преследовали Арину, заставляя покрываться мурашками. Огромный камин тоже был обложен камнем. Его топка была настолько большой, что Арина легко бы туда поместилась в рост, не пригибаясь. Может быть, когда-то там жарили добытую на охоте дичь.
– Тебе нужно будет встать возле камина, – распоряжался Максим, подхватывая с журнального столика камеру – объектив ощерился на камин. – Ты улыбаешься, ни о чем не подозреваешь. Откусываешь яблоко.
– С древа познания добра и зла? – улыбнулась Арина, но улыбка получилась жалкой. Свет вспыхнул и ослепил ее. Она как-то забыла, что вовсе она не модель. И что бы ни хотел от нее Максим, это у нее вряд ли получится. Она даже не видит его. Видит ли он ее?
Камера щелкала и щелкала. Низкий насмешливый голос Максима сыпал приказами.
– Повернись! Улыбнись, так! Склони голову. Откуси еще чуть-чуть. Представь, что ты на девичнике.
– Я не хожу на девичники, – возразила Арина, радуясь, что происходящее вовсе не так уж плохо.
Но вдруг Максим сказал что-то по-немецки, и все стало значительно хуже. Кто-то подошел к Арине сзади, провел рукой по ее спине, а когда она обернулась, он схватил ее за запястье и резким движением дернул к себе.
Мужчина без лица. Что-то черное. Это было неожиданно и страшно. Максим молчал и продолжал щелкать камерой, черт бы его побрал. Тишина нарушается только Ариниными возгласами.
– Нет! – кричит она и понимает, что лицо мужчины замотано черной шелковой тканью. Он – один из парней в джинсах, тех, что сидели особняком на улице, греясь в лучах заходящего солнца. Он обнажен до пояса, бос, прекрасно сложен – видны все кубики пресса до единого. Его руки держат ее намертво, и она онемела, парализованная ужасом. Что будет дальше? Что Максим решил сделать с нею? Что, если это шелкоголовое чудовище должно овладеть ею? Кто знает, что там у него по сценарию…
Я обещала делать все, что он захочет.
– Blood! – крикнул Максим, и вдруг шелкоголовый отступил и отпустил ее. Свет ламп немного притушили так, чтобы они не ослепляли. Арина стояла, озираясь вокруг диким взглядом, а Курт как ни в чем не бывало подлетел к ней с большой пушистой кистью – подправить макияж. А затем вдруг поднес к ее лицу пипетку, и красная, не слишком приятно пахнущая жидкость полилась по ее подбородку, имитируя стекающую с уголка губы кровь.
– Что это? – воскликнула она. Максим стоял в тени, защищенный стеной из света, и ничего не отвечал, будто его тут и не было. Арина почувствовала, что начинает дрожать, но, видимо, эта физиологическая реакция вполне устраивала Максима. Никто не стал ее успокаивать.
«Возможно, они даже на это рассчитывали», – подумала Арина, принимая из рук Курта новое бордовое яблоко.
– Поехали, – крикнул Максим. – Белоснежка, ты должна лечь на пол перед камином.
– Что? – Голос почти не слушался ее, и она понимала, что сейчас заплачет, не выдержит напряжения. Неужели он позволит какому-то тренированному красавчику с обмотанной головой овладеть ею на полу у камина?
– Ложись на пол, – голос Максима звучал уверенно, не допускал никаких возражений. Невозможно. Она не может этого сделать. Но чьи-то руки уже аккуратно помогают ей лечь на ледяной пол. Слезы наполняют глаза, искусственный снег летит в лицо, и темный каменный пол покрывается белыми хлопьями, идеально похожими на настоящие.
– Смотри на меня, – говорит Максим, и голос его звучит откуда-то совсем рядом. Оказывается, он тоже опустился на пол и смотрит прямо ей в глаза. – Ты должна лежать неподвижно. Ты мертва. Ты откусила от яблока – оно отравлено.
– Я не хочу, – прошептала Арина, чувствуя, как чья-то рука ложится ей на талию. Арина замирает, в ее глазах – паника и слезы, ее взгляд фокусируется на Максиме. Он именно так и хотел.
Именно так. Никаких призывных взглядов, улыбок, ничего эротичного. Холод и отчаяние, тревожное чувство невосполнимой потери, сорванный цветок, попранная природа. Он увидел этот кадр еще в первую минуту знакомства с ней.
«Беззащитная женщина так возбуждает», – подумал он.
Действие двигалось дальше. Мужская рука на белоснежной ткани – символ власти. Она побеждена. Это чистый нуар. Она лежит на каменном полу, широко открытые синие глаза застыли, глядя в одну точку, в самую пустоту небытия. Тонкая струйка крови стекает с уголка губ. Она только что откусила кусочек яблока, каплю отравы, дочь Евы, пострадавшая от тех же завистливых рук.
Уничтоженная невинность – вот что он хотел показать.
Следующий кадр – и остатки крови летят на белоснежное платье. Парень, гном № 1, по команде Максима разрывает на ней корсет, и обнаженная грудь становиться видна взглядам.